Из книги известного киевского писателя и журналиста
Владимира Кулебы "Футбол на Бессарабские ворота"
Киев, 2003 г.
Ностальгия
Теперь я знал, что мне делать. Якобы нечаянно уронив перчатку, поднял скомканный рубль. Никаких газет, понятно, в этом киоске на площади Толстого я покупать не собирался, потому и вышел из очереди. Жизнь сразу переменилась. Сперва я зашел в свой любимый магазин "Соки-воды-пирожки", почти напротив счастливого для меня киоска. Сейчас на этом месте - пустынный, унылый и недоступный шоп "Дипломатическая мода" (Англия). Не то было тогда. С утра и до вечера здесь толпился народ. Я поменял рубль, взял два стакана с малиновым сиропом и пять пирожков с ливером по четыре копейки. Итого - 26 копеек. Кто-то оставил на стойке "Спортивную газету", и я всю ее прочел. Целый день до вечера теперь мне не будет хотеться есть. Впрочем, на всякий случай зашел в булочную и купил "жулик" за шесть копеек (свежую и вкусную булку с изюмом).
Напротив магазина "Соки-воды-пирожки" - кинотеатр "Киев". В этот день шел "Лимонадный Джо" (детям до 16). Билет стоил независимо от зала - Синего или Красного - 25 копеек. Естественно, я взял в красный на венгерский фильм о партизанах. Так как залы находились рядом, можно было попытаться "перепутать". Бывало, мы сидели на чужих, непроданных местах или стояли, подпирая стенку. Но чаще всего бдительные билетерши с фонариком выводили нас с позором на улицу. И опять мне, кажется, повезло. "Лимонадный Джо" крутили уже второй месяц, народу на утренний сеанс набралось немного, и я сидел во втором ряду почти посредине. Впрочем, "Джо" я смотрел в пятый или шестой раз.
Из кино зрители выходили аккурат в проходной, и до стадиона - рукой подать. Сегодня киевляне встречались с "Кайратом", да, собственно, неважно с кем. Главное - играло (вот именно, играло!) "Динамо". До матча оставалось еще четыре часа, но на "брехаловке" уже толпился народ. "Брехаловкой" называли пятачок у турнирной таблицы на стадионной площади. Здесь собирались фанаты, обсуждая все новости советского и мирового футбола. Со стороны они выглядели полоумными, как минимум, в полный голос причитая: "А Еврюжихин (Рейнгольд, Логофет, Иванов, Крутиков - нужное вставить) как после Мексики сдал! Ни паса, ни удара!" - "А в Мексике он что показал - дурак дураком!" - "Лучше бы нашего Хмеля взяли!" - "Да что ты, Москва ведь, она всех давит". - "Ну, ты уж загнул - что же, если на Украине игрок лучше, его не поставят вместо москвича?" - "А ты посмотри, кто лучше - Банников или Маслаченко, то-то и оно. Москва всех давит!" Здесь были свои завсегдатаи, они знали друг друга в лицо, простаивая у таблицы с утра до ночи. Как-то студентом возвращался из общежития на Ломоносова через весь город пешком. Шел часа четыре по ночному Киеву, устал, злой как собака, но вдруг стадион, и - чудо! - фанаты в шесть утра уже здесь. Они приветствовали меня, кто-то налил из термоса кофе. Память на всю жизнь осталась.
Иногда появлялся мяч, и мы, побросав портфели, вместо штанг, затевали футбол на асфальте, закатав чуть повыше щиколоток последние школьные брюки. Главное - не результат и даже не голы, а то, как ты с мячом обращаешься. Какие водились здесь жонглеры! Однажды Толик Багров держал на голове резиновый большой мяч минуты четыре. Подъехал автобус "Икарус" - тогдашний шик-модерн, на котором было написано" "Нефтчи" (Баку). В "олимпийках" - по тем временам неслыханное дело! - игроки стали выходить на площадь. "Мы - "Нефтчи", - с кавказским акцентом гордо сказал кто-то из них. "Да что там "Нефтчи" - ответил ему фанат "брехаловки". - У нас дети, - он указал на Багрова, подбрасывающего мяч головой, - и то лучше играют".
В те годы самым сильным наркотиком был футбол.
Мыслимое ли дело, чтобы на обычный, рядовой матч собиралось пятьдесят тысяч народу? Да что говорить, если через сутки после чернобыльской аварии игра "Динамо" - "Спартак" собрала без малого 90 тысяч человек. Был сказочный апрель, стадион окрасился в бело-лиловые цвета теннисок и летних платьев. Не поймешь - то ли футбол, то ли праздник какой-то. Когда все это началось? Может быть, в середине, я думаю, 50-х годов, когда умер Сталин, закончилась война, люди поятнулись к футболу, голые и босые, недоедающие по-прежнему, живущие в коммуналках, получающие по шестьдесят (затем по восемьдесят и сто двадцать) несчастных рублей, все поголовно перебивающиеся от зарплаты до зарплаты с хлеба на воду, не видя ни дня ни ночи, ни просвета в тусклой и монотонной текучке. И единственной отдушиной был тогда стадион. В этой нехитрой игре отражалась жизнь - и та, что была у них, и другая, к которой они в душе, может быть, стремились, и та, о которой они мечтать не смели, разве только в снах. И когда вратарь неуклюже падал и пропускал под собой легкий мяч, они свистели и хватались за голову от обиды, хотя каждый переживал за него, как за соседа, который снова сорвался и третий день в запое. Когда неутомимый труженик, снующий челноком туда-сюда через все поле, себя не жалея, - правый хав, изрядно измотанный к концу игры, - не успевал и бросался ногами вперед в подкате, они отбивали ладони от гордости и счастья. В этом полузащитнике они видели и себя, и своих близких, и тех, кто рядом на работе, и кто всегда поможет, если, не приведи Господи, украдут хлебные карточки. И уж совсем непривычно реагировал стадион, когда только вышедший на замену молодой паренек, строптивый и озорной, с ногами в две спички, получал в центре поля мяч, один против всех, как нож масло проходил защитников, изящно обыгрывал вратаря и закатывал мяч в сетку пустых ворот, радостно вскидывая руки. В нем они хотели видеть свое будущее, будущее детей, лучшую жизнь.
Тем временем близился час игры, и надо было начинать "канать" на стадион. Способов - масса, у каждого свой. Кто лез через забор, кто просил: "Дадечка, проведите!", кто выправлял старые билеты, кто просто шел внаглую, не замечая красных повязок контролеров. Тщедушный и слабый, я как-то полез через забор и вывихнул оба голеностопа, и мой одноклассник Кныш после футбола нес меня на плечах домой. "Дядечка, проведите!" действовало до какого-то возрастного предела. Позже начиналась пора эрудиции. "Хотите, - говорил я контролерше, - перечислю состав сборной Бразилии - чемпиона мира 1958 года?" - "Ну-ну". - "Жильмар; Нилтон Сантос - Беллини - Орландо - Джалма Сантос; Зито (капитан команды) - Диди; Гарринча - Вава - Пеле - Загало (причем Загало действовал в оттяжке, фактически исполнял роль третьего полузащитника)". Эффект был колоссальный, вокруг собиралось послушать много народу, обычно меня пропускали.
Мы бредили футболом. И когда мяч уже из-за темноты не видно, рассаживались во дворе на ящиках из магазина "Овощи-фрукты" и травили баланду. Жара спала, лиц не разобрать, только голоса, окна все открыты настежь. "Витька, давай домой, быстро!" - Мам, я еще поиграю, можно?" - "Я тебе поиграю!". Но мы уже не играем, мы слушаем легенды. Будто приезжали когда-то, давным-давно, в Киев англичане, а в воротах у них живая обезьяна стояла. И как наши ни старались, пробить ее не смогли. Так и проиграли - 0:2. А их центрфорвард играл с черной повязкой на правой ноге, запрещалось бить штрафные и одинадцатиметровые. Он двух вратарей насмерть забил.
А помните, индийцы два года назад босые играли? Один капитан у них в обмотках, он-то и забил пенальти киевлянам. Но к тому времени наши вели 13:0.
А в 1959-м наши с "Крылышками" из Куйбышева играли. Так те в своей штрафной стеной встали, один нападающий - Кирш - в центре поля. Он нам все три мяча и положил, 0:3 - киевляне проиграли. "Волжская защепка" называлась их система.
Что там твоя защепка! Помню, в 56-м сборная на Олимпиаде играла с Индонезией. Так те "бетон" применили, всей командой на линии ворот весь "матч" простояли. А жара - жуть, 40 градусов в тени. Первый матч - ноль-ноль. Переигровка. Наш Юрий Воинов, его на удар вывели, штангу сломал. Пока новую ставили, они отдохнули и опять за свое. Дело уже к слепому жребию шло, как наконец-то мы забили. Они вперед бросились - отыгрываться. Ну и мы их, понятно, наказали - 4:0. Потом этот "индонезийский бетон" оффициально запретили.
Тот двор-колодец на Красноармейской, рядом с магазином "Гудзики" и напротив "Филателии", проходного, через который мы ходили на Горького в школу, и где собиралсь самые в то время "крутые". Они заманивали нас, пацанов, в парадное, нахально отбирали кляссер с марками. Наш двор был очень дружным, несколько домов его составляли, много мальчишек, но места всем хватало - и "желторотикам", и страшеклассникам, и в "штандера", и в футбол, и в "двенадцать палочек", и в лапту. Двор был тоже проходным, причем в разные стороны, так что можно было запросто попасть и к кинотеатру "Киев", и к старому цирку на Саксаганского, где сейчас угловой гастроном. Здесь мы собирались обычно в дни важных матчей, чтобы договориться, где встречаемся на стадионе. В один прекрасный летний день, 30 лет назад, мы ломали головы, как попасть бесплатно на бразильский "Васку да Гама" (тогда писали "Васко"). Знаменитый клуб, в котором играли два будущих чемпиона мира-58, прославленные Вава и Джалма Сантос, совершая европейское турне, заехал в Киев. В те времена телевизоров не было, и бразильцев знали только по радиорепортажам. Ходили слухи, Вава мог жонглировать мячом несколько часов подряд, что они способны чуть ли не пол-игры провести в одно касание головой, передавая мяч друг другу, так, что отобрать невозможно. Понятно, весь Киев в тот вечер спешил на футбол. Темнокожие, лоснящиеся от пота, могучие игроки в белых футболках с диагональной красной полосой - это "Васко да Гама". Наши их побаивались, откатывали мяч назад, коленки дрожали. Они же сразу почувствовали себя хозяевами положения, демонстрируя фантастическую, очень самобытную технику, приобретенную на пляжах далекой Копакабаны. Конечно, позировали, рисовались, играли на публику. Стадион им восторженно аплодировал. Все атаки киевлян, особенно верховые передачи, в акробатических прыжках прерывал Джалма Сантос. Но случилось чудо - во втором тайме, при счете 0:1, киевляне пошли вперед и забили три гола (Воинов, Терентьев и Каневский). Бразильцы проиграли. Сколько времени прошло, а та игра запомнилась - и не счетом, не победой - кошачьими движениями бразильцев. Их перепасовками, ударами и рывками. В Союзе так никогда не играли в футбол.
На следующий день самый старший из нас, десятиклассник Игорь, первый заводила во дворе, купил в "Гудзиках" одинадцать белых и одинадцать черных пуговиц, расставил на столе, где по вечерам "забивали козла", вбросил мяч - маленькую пуговицу от рубашки - и стал поочереди нажимать карандашом так, чтобы одна большая пуговица пинала маленькую, служившую как бы мячом. Штанги ворот выставлялись из запасных игроков-пуговиц. Игра шла до трех забитых мячей. Эта пошесть моментально захватила сначала весь двор, потом близлежащие, затем - пол-Киева. Игра совершенствовалась. И когда мы, например, заканчивали школу, у нас уже было настоящее поле, изготовленное на заказ из прессованных опилок, ворота с сеткой и даже табло. Но тогда нам было по 8-9 лет. Игорь поступил на радиофизику в университете, и его мамаша на радостях выбросила пуговичную чемпионскую команду "Реал" (Мадрид) из окна в мусорник. Все пацаны со двора долго рылись, выискивая те бесценные пуговицы, на внешней стороне которых были наклеены бумажки с именами: "Ди Стефано", "Копа", "Загало", "Пушкаш", "Зито". Была там и совсем небольшая беленькая пуговичка, случайно доставшаяся мне. На ней даже и фамилию нельзя толково написать, не помещалась, во дворе ее нарекли почему-то "Виктор Понедельник". Благодаря этой пуговице я занял почетное третье место в местном чемпионате. "Понедельник" бил без промаха в самую "девятку", и мне в обмен за него глухонемой Юрка предлагал свой складной ножик. После мучительных раздумий я все же отказался. И не пожалел: когда вскоре мы переехали на Печерск, и я обучил новых своих друзей игре в пуговичный футбол, "Виктор Понедельник" почти во всех чемпионатах становился лучшим бомбардиром.
